Вы полагаете, что это, должно быть, старый фильм, потому что вы надеетесь, что наш Шон мог бы играть и получше. Итак, дорогие друзья, вновь с вами программа Клуб путешест... простите, книга Smile You're Traveling, и её бессменный ведущий Юрий Сенкевич, простите, Генри Роллинз. Будет ещё небольшой кусок за декабрь 1998 года, и на этом книга завершается.
10.12.1998, Тель-Авив, Израиль: сейчас 02:13. Я на балконе гостиничного номера, смотрю на Средиземное море. Видно корабли, выстроившиеся в доке. Равномерный рёв океана смешивается с шумом дорожного движения. Воздух холодный и влажный. Почему-то, сидя здесь, я вспоминаю майскую ночь этого года, когда я был в Вашингтоне, сидел на ступенях Св. Луки и смотрел на пересечение Висконсина и Кальверт. Пересечение, на котором я рос, где я ходил почти каждый день долгие годы. Я проходил этот перекрёсток с разной частотой в течение более чем двадцати пяти лет. И вот, я сижу в этой ночи с воспоминанием о той ночи. Воспоминания об одной ночи всегда ведут к воспоминаниям о других ночах. Ночное время – лучшее. По мне так ночное время – единственное, которое имеет значение. Я один, смотрю на это великолепное море с большой высоты. Ночь беззвёздная, лишь вдалеке мерцает одинокий зелёный огонёк. Вокруг меня лишь чужая, очаровательная земля. Египет, Ливан. Я один, молчаливо бодрствую. Я – живая тайна, создающая невидимую историю, которая не может быть выявлена. Краткий момент совершенства. Подумать только – несколько часов назад я ехал в переполненном метро и ходил по замёрзшим улицам Москвы, и сейчас я в Израиле. Это жизнь. Это бой с обыденностью. Это совершенный опыт. Единоличная победа. В прошлом году в это время я был в Африке, сидел возле своей палатки и смотрел в ночное небо. Я прилетел сюда несколько часов назад. Встретился с промоутером Зевом и отправился в отель. Пообщался с прессой, пофоткался, а потом проводил время у себя в номере. Позже Зев и его жена взяли меня в одно приятное ближневосточное заведение в какой-то захудалой части города. Народ дружелюбный, тёплый. Многие рассказывали мне, как прекрасен Тель-Авив. Пока всё идёт хорошо. Пару недель назад я ездил в Лос-Анджелес. Иногда я думаю, что живу жизнь на полную, а иногда – что избегаю её, погружаясь во все эти путешествия, концерты, жизнь на чемоданах в съёмных номерах по всему миру. Но потом я говорю себе: что я теряю? Хождение в одну и ту же комнату каждый день? «Настоящую» работу? Конечно, я размышлял о той женщине и о том, что она значит (или может значить) в моей жизни. Думая, это здорово для двух человек – быть вместе. Это здорово. Думаю, однако, что вы не сможете проводить каждый день вместе, если хотите сохранить эти отношения живыми. Это уничтожает магию. Любовь для меня ничего не значит, если она не укреплена горящим, болезненным желанием, короткими взрывными порывами неистовой страсти и близости, сменяющимися на время грустным расставанием. В этом случае вы можете посвящать этому жизнь и в то же время жить жизнь для себя. Думаю, многие пары проводят слишком много времени вместе. Они растрачивают возможность получить незабываемые ощущения постоянным сожительством. Страсть накрывает время, словно пар. Дайте ей неистовствовать, пока она не исчерпается, а после оставьте в покое и дайте возродиться заново. Почему любовь не может быть безумной и несуразной? Как она выживет, если её начало там же, где и всего остального повседневного существования? Почему вы не можете писать обжигающие письма, позволить вашей ночной ипостаси теплиться чувством страсти к кому-то, кого нет рядом? Почему не сделать дни до встречи с ней мучительными и беспокойными до такой степени, что в день, когда вы будете встречать её в аэропорту, вы будете почти больны из-за этого ожидания? А затем, когда страсть проявит первый признак удовлетворенности, швырните её обратно в её клетку и дайте ей взрастить себя заново до состояния голодной ярости. После, когда вы вместе, все это имеет значение. И когда вы смотрите ей в глаза, вы теряете ваше равновесие, и когда она касается вас, вы чувствуете это, словно вас никогда раньше не касались. Когда она произносит ваше имя, вам кажется, что это она дала вам его. Когда она ушла, вы зарываете лицо в подушку, чтобы чувствовать запах её волос, и лежите ночью без сна, вспоминая ваше лицо у её шеи, её дыхание и восхитительный запах её кожи. Ваши глаза влажнеют, потому что вам так нужно её, и так её не хватает. Это стоит миль и времени. Это стоит ада нашей жизни. В противном случае вы отравляете друг друга вашим присутствием день за днём, доставая друг друга неизбежными мирскими сторонами своих жизней. Это медленная смерть, надетая на лица везде, где бы я ни появлялся. Это часть мировой печали, и она более пуста, чем холодные, слабо освещаемые комнаты в городах ночной Америки. 12.12.1998, Тель-Авив, Израиль. В отеле. Около половины четвёртого утра. Вернулся прошлым вечером. Остаток ночи догорал в своём номере. Тело работает в типичной для декабря манере: депрессия, опустошение, недостаток в весе. Обычно так у меня проходит декабрь. Последнее напряжение до того, как я пересеку финишную черту у себя дома в Лос-Анджелесе. В прошлом году это было разочарование. Я рвал задницу, чтобы попасть домой вовремя и поучаствовать в акции в приюте, в которой я участвую каждый год. Это единственный вечер, который оправдывает мою ничтожную жизнь, которую я веду остальные 364 дня в году. Я еду с Мадагаскара в Иоханнесбург, затем в Германию и в Лондон, чтобы вовремя попасть в Лос-Анджелес. Приземлился в международном аэропорту за несколько часов до шоу. Приехал на место и провёл на сцене 20 минут. Не пришёл в себя из-за смены часового пояса, но держался нормально. Вышел, прочитал заметки об Африке, а пьяная баба меня постоянно прерывала. Не знаю, что я этой даме сделал, но она меня доставала. Что я должен был сделать, вырубить её? Я сделал своё дело и ушёл. Я пошёл домой и решил, что больше не буду участвовать в этой акции. Мне эти препоны не нужны. Только ваша вина в том, что вы ставите себя в положение, позволяющее другим вас уязвлять. Вместо жалоб я просто меняю стратегию. В следующий раз я просто отправлю немного денег. А саму акцию они могут засунуть себе в задницу. Сегодня – последнее шоу в этом году, жду не дождусь. Прошлым вечером несколько раз смотрел новости CNN. Билл Клинтон удручает. Видел его лицо, когда он говорил в камеру. Выглядит усталым, вялым, измученным. Никогда не видел его таким мрачным. Это ему идёт на пользу – он выглядит деловым, как Линкольн. Думаю, это очень дерьмово – то, что он сделал, и дерьмово, что он попался – но медиа и республиканцы слишком многое из этого раздувают. Это всё, что вы, говнюки, можете предъявить? Республиканцы ущербны. Всё это дело очень воняет. По сути вся нация живёт этим делом. Это старые новости. Просматривал международные новости Time и Newsweek около часа назад. Семьи Форда, Кларка, Кэйзела и Донована, четверо монахинь, убитых в Эль Сальвадоре, по-прежнему взывают к правосудию. Таковы новости. Насилие, убийство, ужас. Немного секса в Белом Доме важнее всего этого? Такие мы и есть. Я вижу клоунов вроде Оррина Хэтча и прочих, так красноречиво болтающих о морали, об идее правильного и неправильного. Почти так же значительно, как всё, исходящее из уст жены Стинга. Откуда взялись Стинг и его идиотская баба с этим влезанием во всё подряд? Двое водителей, с которыми я общался недавно, рассказали, какими ущербными дебилами они являются. Заставило вспомнить смерть Версачи и весёлую речь жены Стинга на вечере памяти. Как трогательно. Представляю, как их окружают люди, рассказывающие им о том, насколько неоспоримо они правы. Скоро отправляться на концерт. Концерт, в конце концов. 13.12.1998, Тель-Авив, Израиль: около 03:00. Что за славная публика! А-1 – лучшие. Я хотел бы, чтобы они всегда были такими клёвыми. Отличный способ завершить турне. 81 шоу в этом году. Не такой уж я и слабак. Это почти самое большое количество концертов, которое я давал в течение одного года. Мне реально понравился Израиль. Хотелось бы чаще выступать здесь. Сейчас я у себя в номере, ожидаю сна. По ящику один из самых дерьмовых фильмов, когда-либо снятых – «Завоеватели» с Шон Янг, общеизвестной как ПсихоСестра №1. Пришельцы спускаются вниз на Землю, чтобы наломать Шон. Инкубационный период для этих инопланетных зародышей – три дня. Сцена погони разворачивается в лесу и в горах, а в это время инопланетный самец, показавший подруге потусторонний лес, рассказывает об этих людях. В итоге инопланетное дитё рождается. Космические Братья спускаются на большом корабле, чтобы забрать пришельца и его ребенка в другую галактику или ещё куда. Выглядят как усталые школьные учителя замены в униформе – ну вы знаете. В итоге эта фильмоподобная хрень заканичавется, они пускают титры, и вы хотите поблагодарить их за то, что это закончилось. Вы полагаете, что это, должно быть, старый фильм, потому что вы надеетесь, что наш Шон могла бы играть и получше. Фильм выпущен в 1997 году! Жесть. Никогда не ставьте все деньги на одну лошадь. Лучше всего иметь несколько работ, чтобы вам не пришлось бы обнаружить себя делающим фильм вроде «Завоевателей». В фильме есть один из братьев Болдуинов. Они все играют, вы знаете! Вы не знали? Да, они играют! Полагаю, они все не могут быть как Алек, но они могут вписаться в картину, даже если это «Завоеватели». «Завоеватели», «Джонни Мнемоник» – всё это хорошие работы, если вы можете их проглотить, не так ли? Какой славный фильм породил эту линию фильмов? «Дерьмо, мистер Хэнд Мэн!» Верно, сынок, «Звук музыки». Ничто не пройдёт мимо вас. Все нормально, едем дальше. 20:43: в самолёте на полпути в Каир. Это здорово. Я лечу в Египет. Помню, как на гастролях 1985 года я думал, что однажды поеду в Египет. И вот, тринадцать лет спустя я туда лечу. Хочу посмотреть достопримечательности и вообще всё, но вещь, которая действительно оправдывает цену поездки – это шанс поплавать по Нилу ночью. Я хотел сделать это долгие годы. Думал об этом раньше. Столько ночей, засыпая, я хотел верить, что кровать или кусок пола, на котором я лежал, были лодкой, молчаливо плывущей сквозь таинственную египетскую ночь. У меня было время и несколько бесплатных миль как у частого авиапассажира, и я заказал себе пять дней на Ниле – посмотреть виды. Надеюсь, что скоро вернусь в Израиль. Этим вечером я провёл пару часов в Джаффа. Это в нескольких милях от моего места проживания, но казалось, что это другая страна. Маленькие улицы, магазины арабов, женщины в парандже, славные маленькие дети, бегающие вокруг. Почувствовал, будто попал во временной разлом. Этим вечером я ел ягнёнка и смотрел, как солнце садится над Средиземным морем. Улицы, древние здания – всё это был восхитительный маленький мир. 23:40, Каир, Египет: парень по имени Самир встретил меня у места декларации багажа. Самир предупредил, что водители в Каире не сравнятся с любыми другими в этом мире. В общем-то я слышу это везде, где появляюсь. Итальянские водители сумасшедшие, русские водители сумасшедшие. В основном все, кто садится за руль, думают, что все остальные – безумцы. Но когда я это увидел, понял, что Самир был прав. Большинство светофоров горят жёлтым. Похоже, никому нет дела до разметок. Люди ездят между рядами и виляют всю дорогу. Постоянно гудят клаксонами. Между нами и другой машиной редко-редко было несколько дюймов. Похоже на гонки. Все едут рывками. Думаю, это было клёво: хаос и всё прочее. Мы ехали мимо по-настоящему нищих мест. Самир сказал, что это бедные люди, зарабатывающие деньги в основном гончарным делом и изготовлением прочих вещиц для туристов и на экспорт. Выглядело как улицы, которые я видел в Джаффе (плюс как если бы Джаффу разбомбили). Местность отличная. Висящее бельё и узкие улицы. Плохо освещаемые комнаты, которые видно через окна. Когда мы проезжали Нил, я впервые его увидел. Выглядит как любая большая река, я посмотрел на него всего лишь секунду. Сижу на улице у своей комнаты, в пластиковом кресле. Передо мной внутренний двор с бунгало. Слышно непрекращающееся уличное движение, гудки машин и периодически – что-то, похожее на выстрелы. Запах автомобильных выхлопов всегда рядом. Я заметил, что Каир – один большой загрязнённый город. Время заходить – комары начинают доставать. В комнате приятный запах насекомых – это всегда хорошо. Провожатый был разочарован, когда я взял ключ от комнаты и сам её нашёл. Самир сказал, что многие за это дают доллар чаевых. Самир очень информативен – иногда настолько информативен, что порой я бываю перегружен информацией. «Это вид нашего общественного транспорта» – говорит он, показывая на автобус. «Это…?» – я громко вопрошаю. «Это автобус!» – гордо восклицает Самир, и тайна открывается мне. Во время нашей поездки в Гизу нам на другой стороне шоссе встретился президентский кортеж, летевший на предельной скорости. Длинная колонна «Мерседесов» с фургонами и мотоциклами спереди и сзади. Напомнило мне, как пару ночей назад я стоял в том месте, где несколько лет назад был застрелен Ицхак Рабин. Зев отвёл меня туда. Рядом с местом концерта. Там лежали цветы. Несколько лет назад я ходил на второй этаж отеля «Лориен» и стоял там, где тело Мартина Лютера Кинга рухнуло после выстрела. Думаю, это было как в трансе. Охрана обезумела, наверное. Однажды вечером после концерта в Далласе я пошёл и присел на травянистом холме и смотрел на место, где был убит Кеннеди. Было впечатляюще находиться там, созерцая эту историю. И вот, я в Каире. Это здорово, лучше не бывает. Завтрашний день будет грандиозен. Пирамиды Гизы – вниз по улице от того места, где я сижу. Не могу поверить, что я здесь. 15.12.1998, Каир, Египет: 02:59. В 05:15 мне позвонят из вестибюля – отправимся в аэропорт. Полечу в Люксор, сяду в лодку и посмотрю виды. Здорово провёл время у пирамид. Не знал, что их тут так много. Пирамиды Гизы ошеломляют, но более всех очаровал Сфинкс. Как и пирамиды, он выглядел сюрреалистичным. Экскурсовод сказала, что переднюю его часть испортили солдаты Наполеона. Хочу узнать об этом побольше. Невероятно было стоять там и знать, что когда-то там же был Наполеон. Что за сцена разыгрывалась вокруг этих монументов тогда! Что меня поразило, так это громадные размеры всего здесь. Каждый блок и балка, увиденные мною в Гизе и Мемфисе, весили по нескольку тонн. Как, ё моё, вы будете ходить на работу каждый день, зная, что ваша работа – толкать в гору шестнадцатитонные блоки, чтобы соорудить первую часть здания для того лишь, чтобы подготовить останки монарха к жизни после смерти? И чего ты, толкающий камни трудяга, можешь ожидать в своей загробной жизни? Тебе приходится продолжать служить фараону. Какая хрень. В услужении даже после смерти. Что ж, по меньшей мере, тебе есть чего ожидать в будущем. Спускаюсь в шахту одной из пирамид с «гидом». Очень располагающе одет, рукопожатие как тиски. «Привет, Американец. Счастливого Рождества. Парень, пошли». Он взял меня и двоих британцев вниз на дно пирамиды. Мы идём вниз, и один из британцев смотрит на меня и говорит: «Ты Генри Роллинз». Мы в недрах земли, а он меня узнал. Мир стал слишком маленьким. Гид крикнул пару слов о пирамиде, и вот, время подниматься на поверхность. Он оборачивается и сверкает кучей смятых однодолларовых купюр. «Американец. Мой друг. Счастливого Рождества. С Новым Годом!» Денег у меня не было, я это ему сказал и стал подниматься вверх по крутой доске, а он всё звал меня. «Американец. Пожалуйста, что-нибудь. С Рождеством, Американец». Поездка к другим достопримечательностям была восхитительна. Уличная жизнь в Египте впечатляет. Лица мужчин выглядят жёсткими и агрессивными. Глаза горят на лицах, словно у Майлса Дэвиса. Мужчины тащат буйволов у канала. Двое мужчин целуются в щёки. Старик сидит в одиночестве на камнях. Вот человек расстилает свой молельный коврик. Бельё висит у древнего здания. Пронизывающие голубые небеса, посевы, коричневая вода, куры и собаки возле дворов. Люди, сидящие в грязи, глядящие в никуда. Женщины в одежде, позволяющей видеть только их глаза. Люди кажутся вечными, словно явившимися из сна. Жестокость их взгляда пугает. Вот люди сидят за столом и пьют чай. Мужчины и женщины несут поклажу на головах. Маленький мальчишка с запоминающимся выговором: «Привет, как дела?» 06:26: в аэропорту. Ожидаю вылета в Асуан. Задолбали меня эти монетки. Люди стараются обуть тебя тут и там, и после всего этого, вы ещё к чему-то годны. 09:43: теперь я в лодке. Снаружи – Нил. Волшебно. Всё ещё отхожу от переезда сюда. Хренов парень встречает меня в аэропорту и говорит, что до того, как мы отправимся на лодке, мы сходим в музей алебастра. И чё это за херь? Это сраный магазин его товарища. «Познакомься с моим другом. Он друг всем американцам». Думаю, что это, наверное, очень стрёмная работа. Я никогда бы не смог быть другом всем американцам. Парень заводит какую-то никчемную болтовню про алебастр, и по сигналу двое рабочих начинают делать какой-то номер. Меня притащили в магазин, и парень старается продать мне хрень. Я спрашиваю, магазин ли это, он говорит: нет, это фабрика. Ох. Я просто уставился на него. Его плечи поникли. «Вы не хотите что-нибудь купить?» Я выхожу. Мы прошли в лодку, и я от него отмежевался. Иду на посадку, и он старается руководить процессом. Чувствую ещё одну аферу, поэтому всё делаю сам. Я приезжаю в зал ожидания и жду комнаты. Он подходит и говорит, что его работа сделана, он уходит, и – не нужен ли мне водитель? Это было последним. Я посмотрел ему в глаза и начал говорить очень медленно. Ты притащил меня в долбанный магазин, и теперь хочешь, чтобы я платил деньги за что-то, что мною уже оплачено? Парень обламывается и начинает быстро лепетать. Хорош. До свидания. Я не особо поспал, и вообще сегодня спать много не буду. Иногда я не в настроении для всего этого дерьма. Ненавижу вот так не знать место и узнавать его через такие приколы. Но иногда это того стоит. Я просто вспоминаю, что я не дома. Это всё, что мне нужно помнить, и вскоре дела идут на поправку. Что было клёвым во время поездки сюда, так это созерцание неба и людей. Чёрные тощие женщины, облачённые в чёрное с головы до пят. Такие красивые и незабываемые. Нубийки. Я снова на африканском континенте. Одежда на людях очаровательна. Мужчины в куске ткани и с голыми черепами. Женщины в самых разных нарядах, всегда великолепные. Я говорю как ведущий MTV. Привет, пожалуйста, нужны мозги. Не откладывайте мой заказ. Очень вам благодарен спасибо пожалуйста будьте счастливы. К чему я принадлежу? Американец. Когда я с Иэном, у меня мелькают короткие вспышки ощущения дома. Он скажет что-нибудь, или же мы будем где-нибудь в наших старых местах, и на секунду всё выстроится. Это момент. А затем я возвращаюсь к своей рутине. Считаю минуты, сверяюсь с расписанием, чтобы увидеть, где мен надо быть. У меня есть чувство дома в основном когда я наедине. Место не имеет значения. Я в Египте, и мне хорошо. У меня маленькая сумка и рюкзак. Погода ясная. Только что спал на свежем воздухе. Смотрю в окно на мужчин в их классных одеждах. Деревья бросают на них тень. Мимо нашей лодки плывут другие, плывут среди красных песчаных дюн и голубого неба. Воды Нила бурлят. Маленькие белые лодки стоят на берегу. Нил! Сегодняшний вечер – это будет нечто. Вечер, о котором я думал годы. Десять лет минуло, и одиночество мой компаньон в путешествиях, мой друг. Думаю, одиночество придаёт вещам больше значения. В Америке очень много одиночества. Это одно из самых одиноких мест, встречавшихся мне. Американцы – это всегда кучка одиночек. Многие выглядят так, словно они только что сошли со сцены, отыграв, и не знают, что делать дальше. Американцы играют сами собой. Продаются своим правительством. Созданы, чтобы смотреть, как Президент решает проблемы по всему миру, но, кажется, ничего не происходит в Америке. Бедные люди по-прежнему бедны. Очень многие неграмотны или псевдограмотны. Гетто ревут и стонут, и, кажется, ничто не переменится. Неважно, кто избран – всегда всё одно и то же. Это может у кого-то вызвать мысль о том, что некоторые проблемы не имеют разрешения, но – думайте так, и ничего и не случится. Это обескураживает. Посмотрите на этот мир. Он стремится выбить из вас бесстрашие. А оно необходимо, чтобы жить в Америке. Вам нужно иметь силы, чтобы справиться с жизнью здесь. Но это может стать труднее, когда кажется, что тебя непрерывно окружает дерьмовая музыка, глупейшие масс-медиа и политиканы, которые ведут себя трусливо и просто позволяют всему этому претворяться в жизнь. Каждый год всё та же ненависть, тот же страх, то же равнодушие, и сколько отличных людей пропадают посреди всего этого. Американец рождается дисфункциональным и должен биться только за то, чтобы быть нормальным. Его выстреливают из пушки, чтобы он попал или не попал в цель. Получилось, не получилось – коронеру все равно. Я никогда не встречал таких мест, как это. Иногда я думаю о семье – моей семье. Я думаю о них в это время года. Люди спрашивают меня, что я делаю в праздники, и я просто смотрю на них. Когда они упоминают членов семьи, с которыми они собираются быть, и время, которое они хотят провести, они дают понять, что не очень-то они и хотят это делать. Так если вы не хотите, почему же, чёрт побери, вы это делаете? Удивительно, как много людей предпочли бы в выходные просто сидеть на заднице и ничего не делать. Похоже на сцену из “Cool Hand Luke”, когда Люк подбивает всех протестовать против того, что дорога слишком быстрая. И когда они садятся, кто-то спрашивает Люка, что они собираются делать, и тот смеется и отвечает: «Ничего». Ритуализация человеческой доброты очень жалка. Вам нужно выбрать день, чтобы примириться и быть милым с людьми, до которых вам нет дела? Это дерьмо. 17:52: сегодня тусовался с некоторыми людьми с корабля. Проплыли кружок на парусном судне. Плыли мимо каменистых островов, именуемых катарактами. Пальмы на берегу, древние рушащиеся строения выше по берегу, позади них – заходящее солнце. Я думал, что это восхитительно, но не так, как мне это виделось. Остальные туристы в основном по парам. Как и в Кении, я – молчаливый одиночка на последнем сиденье, в солнечных очках. Никогда раньше их не использовал. Люди в эти дни слишком часто на меня глазеют. Тени дают мне немного успокоения. Год начинает добивать меня. В это же время в прошлом году я был на Мадагаскаре, сидел один в бунгало на берегу Индийского океана. Я чувствовал себя истощённым, побеждённым и опустошённым. В этом году всё не так плохо. Размышления о 1999 годе подбрасывают топлива в мою кровь. Ещё одна вещь, случающаяся со мной в это время года: я избавляюсь от достижений прошедшего года и смотрю вперёд в следующий год, хочу всё сделать. Я всегда стартую у подножия горы, поэтому остаюсь раздражённым и готовым действовать. Хочу преодолеть. Надрать всем задницу и снова и снова обломать всяких говнюков. И так до самого истощения – дерзайте. Пока не провалитесь, если, конечно, у вас есть на это силы. Дерзайте, пока разум и тело не опрокинутся, и вы выучите свой урок. Как я говорил несколько лет назад, придёт время, когда энергия, полученная мной, истощится. Потом всё будет крутиться вокруг ваших сил, вокруг поединка, вокруг умения не сдать в ответственные моменты. Это становится чертой вашего характера. Таков был самурай по имени Макото.
|